nazdrave
31.01.2011, 22:19
7
ЛУЧШЕ ЗАЖЕЧЬ СВЕЧУ, ЧЕМ ПРОКЛИНАТЬ ТЬМУ
Британский журнал The Economist так начинает раздел о России в своем футурологическом обзоре Мир в 2011: «Годовщины могут многое сказать о стране, прошлое которой почти так же непредсказуемо, как ее будущее». Увы, эта жестокая присказка стала в последние годы модной. Я понимаю, что на фоне какого-нибудь погрома на Манежной эта мода может показаться неважной. Но мне почему-то хочется заткнуть уши, когда я это слышу. Ну представьте человека, себя, потерявшим память. Долго проживете вы с этим на свете?
Не одному ведь цеху историков России это приговор, но и всей интеллектуальной элите страны. Не справились, не утвердили в общественном сознании честное, убедительное – и для мира и для отечества – представление о своем прошлом. Похоже, и впрямь обеспамятили мы страну.
Но если прислушаться к автору мудрого изречения, вынесенного в заголовок этого эссе, свет в конце тоннеля есть. Только никогда не увидите вы его, говорит нам автор, если будете лишь проклинать тьму прошлого. Тьма ослепляет. Рассеется она лишь в одном случае: найдите в прошлом «свечу», способную осветить вам путь в будущее. Я искал ее много лет. И вот пытаюсь рассказать о ней тем, кому трудно жить без «свечи».
Нашел я ее, вы уже знаете, в русской либеральной оппозиции. Зажглась «свеча», как мы видели, в момент возникновения русской государственности. Очень неудачный это был момент, совпал со «вторым изданием крепостного права». И в Москве были могущественные силы, заинтересованные в том, чтобы его использовать для закрепощения страны, для «долгого рабства», говоря словами Герцена. Были помещики, офицерский корпус новой армии, которым земля – с крестьянами – давалась лишь на срок службы. Была всесильная, как повсюду тогда в Европе, церковная иерархия, которой принадлежало больше трети все земель в стране. Если бы только крестьяне от них не уходили!
Удайся этой иерархии создать военно-церковный политический блок, крепостники были бы непобедимы. Но ведь та же опасность угрожала тогда всей Северной Европе. И тамошние нестяжатели – вместе с государством – зажгли «свечу» Сопротивления. То же самое сделали и русские. И тоже вместе с государством. Ибо церковь была в ту пору несопоставимо богаче и сильнее государства. Разница была лишь в том, что североевропейская оппозиция довела свою борьбу до конца, не дала поработить страну, а московская – не смогла.
Вот как в решающий момент разрушила военно-церковный блок оппозиция в Северной Европе: монастырские земли были конфискованы и розданы помещикам, насмерть поссорив их с церковниками. Могло ли то же самое произойти в России? Могло бы, я думаю, когда б оппозиция в решающий момент не раскололась.
Этот первый и без преувеличения эпохальный раскол русской оппозиции заслуживает, однако, отдельного разговора. Пока что скажу лишь, что все описанные здесь события (в 1527 году началась конфискация монастырских земель в Швеции, десятилетие спустя волна секуляризации прокатилась практически по всей Северной Европе: в 1536-м началась она в Дании, в Норвегии, в Шотландии и в Англии, в 1539-м в Исландии) произошли все-таки два поколения спустя после того, как в Москве был введен Юрьев день.
Да, как ни удивительно может это показаться сегодня, «свеча» зажглась в Москве раньше, чем в Европе, и шла она тогда непроторенными тропами. Но шла в правильном направлении: «свеча» горела. И следующие после «крестьянской конституции» политические победы оппозиции – созыв в 1549-м Земского собора и статья 98 Судебника 1550-го, запрещавшая царю единолично принимать новые законы, – были столь же значительны, как Юрьев день.
Более того, еще за десятилетия до того, как Густав Ваза, король Швеции, открыл в Северной Европе, так сказать, сезон секуляризации, Москва была буквально на шаг от того, чтобы и здесь опередить Европу. Это ответственное заявление, придется цитировать летопись.
Происходило дело в 1503 году на самом, быть может, драматическом в истории русского православия церковном соборе, когда неожиданно появился на нем Иван III и заявил оторопевшей иерархии, говоря словами документа, что «восхоте князь великой у митрополита и у всех владык, и у всех монастырей села поимати и вся к своим соединити». И на этом дело не закончилось. Вслед за государем выступили его сыновья, за ними великие дьяки, руководители московских приказов, за ними, наконец, – и в этом, конечно, была суть всего сценария – нестяжатели во главе с лидером второго их поколения знаменитым старцем Нилом Сорским. И речи были все жаркие, нещадно обличавшие церковное «любостяжание» как грех и неправедное, недостойное духовного пастыря народа. «Свеча» горела….
Но что были для иерархии все эти моральные ламентации по сравнению с несметными ее земными богатствами? Увы, ничем, кроме моральных обличений, не могло еще тогда помочь государству второе поколение нестяжателей. Удивительно ли, что отбилась в тот раз иерархия от этого первого штурма? Историческими, между прочим, аргументами отбилась: «старина» была в ту пору верховным законом жизни, против которого не посмел пойти и сам государь.
Однако «свеча» горела. Не пройдет и десятилетия, как явится на политической арене новое, третье поколение молодой русской интеллигенции, выдвинутся новые лидеры, «мудрейший из мудрых» Максим Грек и блистательный полемист Вассиан Патрикеев, против исторических контраргументов которого не мог устоять и сам Иосиф Волоцкий.
Читатель может удивиться: что это я все об аргументах? Дело, однако, в том, что самодержавия, диктатуры еще в тогдашней Москве не было, а был обыкновенный европейский абсолютизм, т.е.власть, постоянно декларировавшая свое всемогущество, но на деле вынужденная терпеть всевозможные ограничения, например, неприкосновенность частной собственности (в трилогии об этом очень подробно). И решали тогда всё именно аргументы.
После смерти в 1505 г. ненавистного Ивана III, которого Иосиф еще при его жизни заклеймил, как – ни больше ни меньше – «неправедного властителя, слугу диавола и тирана», иерархия круто сменила фронт, Наследника вознесли до небес, объявили «единым во всей поднебесной христианским царем», «наместником Бога на земле» и «главою всего». Тогда же появляется и сказка о Москве как о Третьем Риме. Началось, одним словом, строительство грандиозного долгоиграющего мифа.
Почему с воцарением Василия III сменила фронт иерархия и какие долгосрочные цели она перед собой ставила в условиях, когда северные соседи Москвы были уже на шаг от церковной Реформации, мы обсудим в следующем эссе. Пока что скажу лишь, что ближайшую свою задачу этот ее маневр выполнил: Василий выдал ей на расправу главных ее врагов, две самые блестящие фигуры тогдашнего московского интеллектуального мира. В 1525 году был осужден и сослан Максим Грек, в 1531-м – Вассиан Патрикеев.
«Свеча» зачадила. Но не погасла. Впереди еще было четвертое поколение нестяжателей, вырастут новые лидеры и достанется еще от них иерархии. И кто знает, не состоялся ли бы в 1550-е второй, решающий штурм церковной твердыни, когда б не великий раскол оппозиции. Но все это впереди....
ЛУЧШЕ ЗАЖЕЧЬ СВЕЧУ, ЧЕМ ПРОКЛИНАТЬ ТЬМУ
Британский журнал The Economist так начинает раздел о России в своем футурологическом обзоре Мир в 2011: «Годовщины могут многое сказать о стране, прошлое которой почти так же непредсказуемо, как ее будущее». Увы, эта жестокая присказка стала в последние годы модной. Я понимаю, что на фоне какого-нибудь погрома на Манежной эта мода может показаться неважной. Но мне почему-то хочется заткнуть уши, когда я это слышу. Ну представьте человека, себя, потерявшим память. Долго проживете вы с этим на свете?
Не одному ведь цеху историков России это приговор, но и всей интеллектуальной элите страны. Не справились, не утвердили в общественном сознании честное, убедительное – и для мира и для отечества – представление о своем прошлом. Похоже, и впрямь обеспамятили мы страну.
Но если прислушаться к автору мудрого изречения, вынесенного в заголовок этого эссе, свет в конце тоннеля есть. Только никогда не увидите вы его, говорит нам автор, если будете лишь проклинать тьму прошлого. Тьма ослепляет. Рассеется она лишь в одном случае: найдите в прошлом «свечу», способную осветить вам путь в будущее. Я искал ее много лет. И вот пытаюсь рассказать о ней тем, кому трудно жить без «свечи».
Нашел я ее, вы уже знаете, в русской либеральной оппозиции. Зажглась «свеча», как мы видели, в момент возникновения русской государственности. Очень неудачный это был момент, совпал со «вторым изданием крепостного права». И в Москве были могущественные силы, заинтересованные в том, чтобы его использовать для закрепощения страны, для «долгого рабства», говоря словами Герцена. Были помещики, офицерский корпус новой армии, которым земля – с крестьянами – давалась лишь на срок службы. Была всесильная, как повсюду тогда в Европе, церковная иерархия, которой принадлежало больше трети все земель в стране. Если бы только крестьяне от них не уходили!
Удайся этой иерархии создать военно-церковный политический блок, крепостники были бы непобедимы. Но ведь та же опасность угрожала тогда всей Северной Европе. И тамошние нестяжатели – вместе с государством – зажгли «свечу» Сопротивления. То же самое сделали и русские. И тоже вместе с государством. Ибо церковь была в ту пору несопоставимо богаче и сильнее государства. Разница была лишь в том, что североевропейская оппозиция довела свою борьбу до конца, не дала поработить страну, а московская – не смогла.
Вот как в решающий момент разрушила военно-церковный блок оппозиция в Северной Европе: монастырские земли были конфискованы и розданы помещикам, насмерть поссорив их с церковниками. Могло ли то же самое произойти в России? Могло бы, я думаю, когда б оппозиция в решающий момент не раскололась.
Этот первый и без преувеличения эпохальный раскол русской оппозиции заслуживает, однако, отдельного разговора. Пока что скажу лишь, что все описанные здесь события (в 1527 году началась конфискация монастырских земель в Швеции, десятилетие спустя волна секуляризации прокатилась практически по всей Северной Европе: в 1536-м началась она в Дании, в Норвегии, в Шотландии и в Англии, в 1539-м в Исландии) произошли все-таки два поколения спустя после того, как в Москве был введен Юрьев день.
Да, как ни удивительно может это показаться сегодня, «свеча» зажглась в Москве раньше, чем в Европе, и шла она тогда непроторенными тропами. Но шла в правильном направлении: «свеча» горела. И следующие после «крестьянской конституции» политические победы оппозиции – созыв в 1549-м Земского собора и статья 98 Судебника 1550-го, запрещавшая царю единолично принимать новые законы, – были столь же значительны, как Юрьев день.
Более того, еще за десятилетия до того, как Густав Ваза, король Швеции, открыл в Северной Европе, так сказать, сезон секуляризации, Москва была буквально на шаг от того, чтобы и здесь опередить Европу. Это ответственное заявление, придется цитировать летопись.
Происходило дело в 1503 году на самом, быть может, драматическом в истории русского православия церковном соборе, когда неожиданно появился на нем Иван III и заявил оторопевшей иерархии, говоря словами документа, что «восхоте князь великой у митрополита и у всех владык, и у всех монастырей села поимати и вся к своим соединити». И на этом дело не закончилось. Вслед за государем выступили его сыновья, за ними великие дьяки, руководители московских приказов, за ними, наконец, – и в этом, конечно, была суть всего сценария – нестяжатели во главе с лидером второго их поколения знаменитым старцем Нилом Сорским. И речи были все жаркие, нещадно обличавшие церковное «любостяжание» как грех и неправедное, недостойное духовного пастыря народа. «Свеча» горела….
Но что были для иерархии все эти моральные ламентации по сравнению с несметными ее земными богатствами? Увы, ничем, кроме моральных обличений, не могло еще тогда помочь государству второе поколение нестяжателей. Удивительно ли, что отбилась в тот раз иерархия от этого первого штурма? Историческими, между прочим, аргументами отбилась: «старина» была в ту пору верховным законом жизни, против которого не посмел пойти и сам государь.
Однако «свеча» горела. Не пройдет и десятилетия, как явится на политической арене новое, третье поколение молодой русской интеллигенции, выдвинутся новые лидеры, «мудрейший из мудрых» Максим Грек и блистательный полемист Вассиан Патрикеев, против исторических контраргументов которого не мог устоять и сам Иосиф Волоцкий.
Читатель может удивиться: что это я все об аргументах? Дело, однако, в том, что самодержавия, диктатуры еще в тогдашней Москве не было, а был обыкновенный европейский абсолютизм, т.е.власть, постоянно декларировавшая свое всемогущество, но на деле вынужденная терпеть всевозможные ограничения, например, неприкосновенность частной собственности (в трилогии об этом очень подробно). И решали тогда всё именно аргументы.
После смерти в 1505 г. ненавистного Ивана III, которого Иосиф еще при его жизни заклеймил, как – ни больше ни меньше – «неправедного властителя, слугу диавола и тирана», иерархия круто сменила фронт, Наследника вознесли до небес, объявили «единым во всей поднебесной христианским царем», «наместником Бога на земле» и «главою всего». Тогда же появляется и сказка о Москве как о Третьем Риме. Началось, одним словом, строительство грандиозного долгоиграющего мифа.
Почему с воцарением Василия III сменила фронт иерархия и какие долгосрочные цели она перед собой ставила в условиях, когда северные соседи Москвы были уже на шаг от церковной Реформации, мы обсудим в следующем эссе. Пока что скажу лишь, что ближайшую свою задачу этот ее маневр выполнил: Василий выдал ей на расправу главных ее врагов, две самые блестящие фигуры тогдашнего московского интеллектуального мира. В 1525 году был осужден и сослан Максим Грек, в 1531-м – Вассиан Патрикеев.
«Свеча» зачадила. Но не погасла. Впереди еще было четвертое поколение нестяжателей, вырастут новые лидеры и достанется еще от них иерархии. И кто знает, не состоялся ли бы в 1550-е второй, решающий штурм церковной твердыни, когда б не великий раскол оппозиции. Но все это впереди....